Четверг. Закинф
Утро случилось уже на Закинфе. Словно в тумане, я наблюдал, как Ольга вывела нашу лошадку с нижней палубы, промчалась мимо двух пошатывающихся компаньонов и остановилась неподалеку. Дима, пару часов проспавший на пластиковом стуле, выглядел, на удивление, вполне выспавшимся (это качество всегда меня поражало), он бодро доскакал до авто и сел впереди, а я, щурясь от неяркого утреннего солнца, рухнул на заднее сиденье в надежде немного поспать в горизонтальном положении. Не вышло.
— О! Закинтос кала!!! — начал вопить Дима. — Закинф, встречай своего Короля!
— Ну, ты и упырь, — бормотал я.
— А теперь мы поедем к Лагане в Каламаки! Да, Оля?
— Обязательно! — отвечала Ольга
— Маньяки… — бурчал я.
Через полчаса я был доставлен на берег красивого залива Лагана. Солнце уже поднялось над сверкающим горизонтом разноцветного моря. Мы вышли на широкий песочный пляж, усыпанный мелкими ракушками, и, морщась от ярких лучей, вкушали всю прелесть классического пейзажа. Справа вдали хорошо просматривался Марафониси — Черепаший остров. В детстве на таких картинках я обязательно рисовал парусник.
— Узнаешь? — спросил Дима, проследив за моим взглядом.
— Остров? Узнаю.
Марафониси, действительно, напоминал своими очертаниями замершую у берега черепаху с головой, обращенной в сторону моря.
— Очень похоже. Красивый.
— Наша вилла «Панорама» — как раз напротив острова, — Дима указал чуть правее, туда, где заканчивался бесконечный пляж. — И нас там ждут хозяева — Ботонисы.
— Наташа и Татос Ботонис — семейная пара, наши друзья, — добавил Дима, заметив моё изумление. — Поэтому пора двигать ноги. Вот только умоюсь моим морем!
Он шагнул к морю, в этот момент море шагнуло навстречу. Дима выругался и с мокрыми ногами побрел к машине.
— Как увидишь Ботониса, обязательно кричи «Закинтос кала»!» — посоветовал Дима, когда мы прибыли на место.
— ???
— Закинтос — круто!
— А-а…
Мы остановились во дворе светлой увитой зеленью и цветами виллы. Из стеклянной пристройки вышли её хозяева.
— Закинтос — кала! — закричал Дима, вылезая из машины и протягивая руку немолодому, солидному мужчине. Тот, широко улыбаясь, крепко её пожал.
Я тоже поздоровался, но кричать незнакомому человеку постеснялся. Несмотря на это, хозяева «Панорамы» встретили нас весьма радушно. Приятно было осознавать себя желанным гостем. В такие моменты приходит понимание простых истин, например, что атмосфера радушия всегда будет вашим неизменным спутником, если вы будете следовать простому правилу: как можно меньше времени проводить в гостях. Ведь, зная, как мало времени вы проведете в его обществе, хороший хозяин с большим усердием исполнит одну из основных заповедей — о любви к ближнему и вложит в этот короткий срок все запасы своей филантропии. Вы же в полной мере насладитесь его гостеприимством. «Да не оскудеет рука дающего. Да не охамеет рука берущего».
Наташа, милая и скромная женщина, дала нам ключ от номера и пригласила на завтрак. Пока накрывали на стол, мы любовались видом, открывающимся с широкой террасы. Собственно, благодаря этой впечатляющей панораме вилла и получила своё название. В нескольких сотнях метров перед нами лежала огромная, покрытая зеленью с проплешинами, каменная черепаха по имени Марафониси. На этом острове черепахи редкого вида Caretta-Caretta откладывают яйца. В этот период развлекательные программы на острове отменяются, дабы не мешать деторождению рептилий, занесенных в Красную Книгу и являющихся наравне с тюленями Манахус-Манахус признанным символом Закинфа.
С неохотой мы оторвались от балюстрады, когда нас позвали за стол. Вокруг Наташи и Татоса крутились две очаровательные девочки. Это были их дочки. Пока родители выбирали телевизионный канал с мультфильмами, мы воспользовались паузой, чтобы извлечь на свет наши традиционные сувениры, и, дождавшись нужного момента, торжественно их вручили: четвертую бутылку «Столичной», Хохломскую ложку и Пасхальную открытку. «Что ты отдал — то твоё!»
За завтраком я думал только о том, как бы скорее добраться до кровати. Дима отсутствием аппетита не страдал — уплетал за обе щеки всё что видел на столе и с набитым ртом расспрашивал Наташу о состоянии дел на вилле. Татос по-русски не говорил. Он переводил взгляд с телевизора на Диму и ободряюще улыбался. Поняв, что бессмысленно ждать пока Дима наестся, я поблагодарил хозяев и отправился в номер один. Мы выторговали у Ольги и Наташи на отдых всего лишь пару часов — потом экскурсионная программа, и жалко было тратить это время на утренние посиделки — лучше постараться привести свой организм в адекватное состояние. С этими намерениями я поднялся к себе, быстро принял душ, лег и моментально отключился.
— Вставай, вставай! — зудел Дима. Я спрятался под одеяло — пока этот пижон приведет себя в порядок, я успею увидеть ещё один сладкий сон. Во сне я наблюдал за жизнью больших черепах в естественной среде обитания.
— Вставай! — я проснулся во второй раз и снова задремал. Теперь мне привиделись тюлени «Монахус-монахус», главная достопримечательность фауны Закинфа.
— Подъем! Не будь вялым как черпаха! Пора ехать! — для кого как, а для меня бодрость Димы была не заразительна. Похоже, за пять дней я выработал стойкий иммунитет.
— Отстань, Монахус! — ворчал я, медленно вылезая из под одеяла. В животе урчало.
«Вот так-так. Этого ещё не хватало. Не было печали…»
Выйдя из туалета, я понял, что день обещает быть для меня нелегким. К несчастью, таким он и случился — страдания мои закончились лишь к вечеру.
А в ту минуту, я собрал волю в кулак и покинул спасительные чертоги, подобно Гектору: «Самого меня беспокоит все это. Но великий стыд был бы для меня остаться за стенами Трои и не участвовать в битве».
Утрамбовавшись впятером в татосовский «Рено-Кенгу», мы выехали на обзорную экскурсию по острову. Надо признать, что дорогу до ближайшей достопримечательности Наташа выбрала, мягко говоря, не очень живописную. И это притом, что возить людей по Закинфу — её основное занятие, ведь она работала здесь гидом. За этот прокол Ольга возмущенно корила коллегу весь день. Я же, поняв из диалога, что есть другой путь, недоумевал, как же можно даже в целях экономии времени возить людей по карьерам и пустырям, если есть возможность показать свою родину в полной красе? Объяснение могло быть лишь одно: друзьям не нужны подобные условности, меня же приняли за своего. Пусть так, но при таком раскладе я не смогу разделить общей любви всех присутствующих к острову, да ещё и в состоянии, усугубленном текущим недугом и хроническим недосыпанием.
Видимо, стоит описать саму достопримечательность. Это было чудо-дерево, или, скорее, два — олива и платан, сплетенных около корней в клубок, который в страшном сне не смогли бы себе приснить ни Гигер, ни Да Винчи. О дереве местные жители сложили массу легенд, ни одну из которых мне почему-то не посчастливилось запомнить. Однако головоломку я оценил по достоинству, после чего пошел прогуляться по оливковому саду, разбитому неподалеку, но заинтересовавшему меня не столько растительностью, сколько местом, где оная отсутствовала. На миниатюрной футбольной поляне посреди сада (на то, что это место имело отношение к футболу, указывали свежевыкрашенные ворота с новой ослепительно белой сеткой) на небольшом удалении друг от друга были разбросаны каменные колодцы для сбора воды. Впрочем, меня, избалованного водопроводом и воспринимающего всё отличное от него как археологическую диковинку, поразили не сами колодцы, а их расположение. Создавалось впечатление, что эти каменные черепахи, движимые чрезмерным любопытством, приползли на футбольное поле, оставив минимальное пространство для игры. Одна из них находилась почти в самом центре, и, наверняка, стала причиной не одной переломанной ноги. Возможно, футболистами обеих команд этот центральный колодец использовался как дополнительный полевой игрок, но увидеть такую игру мне не хотелось бы. В смешанных чувствах я покинул эту мекку спорта. Что нас ждет дальше?
В полном молчании мы подъехали к монастырю святого Дионисия, окруженного лавром и кипарисами. Пасмурная погода откладывала отпечаток на наше настроение. Посетителей кроме нас не было. Мы потоптались около приходящего в упадок полуразрушенного обломка истории, обошли окрестности, бессовестно нарвали лавровых листьев, сфотографировали икебану во дворе, не без вкуса составленную монахами из кактуса, поленьев и истерзанных морем камней, сели в машину и уехали в Навагео.
Навагео называют визитной карточкой Закинфа. К нашему приезду ветер растащил облака над бухтой, и яркое солнце осветило её белые отвесные скалы. Внизу у моря, на небольшом кусочке песчаного пляжа, окруженного с трех сторон каменными стенами, лежала полуразвалившаяся ржавая шхуна. Появилась она здесь в 1985 году, когда авантюристы, пришедшие с контрабандным грузом из Италии, попали в шторм и разбились у скалистых берегов. Местные рассказывают, что море по всему западному побережью разнесло пачки сигарет, под завязку заполнявших трюмы корабля до его крушения.
Добраться до этой развалины можно только с моря, поэтому морская прогулка в бухту пользуется большой популярностью у туристов, готовых платить за это, на мой взгляд, действительно, занимательное зрелище. Однако, вид сверху не менее интересен, более того, он — масштабнее и, наверное, романтичнее.
Апрельское небо снова затянуло, начал накрапывать дождь. Вдоволь налюбовавшись растиражированным пейзажем, мы двинулись на север, где облака были реже, а солнце золотило крылья ветряных мельниц недалеко от Голубых пещер.
Голубые пещеры — это гроты и арки, выеденные морем в прибрежных скалах. Сюда приплывают лодки с желающими искупаться, глядя как по каменным сводам, бегают, переливаясь всеми цветами радуги, отраженные от воды солнечные лучи.
Мы не спустились вниз к морю. Посмотрев на всю эту красоту сверху и прогулявшись среди мельниц с выгоревшими на солнце голубыми и оранжевыми крышами, двинулись на юг вдоль западного побережья. Остановились, только достигнув бухты Ксигия.
К морю от шоссе вела широкая тропа. Мы с Димой оставили своих попутчиков и спустились вниз. У скал, высокой подковой окружавших небольшой пляж, фыркали газы, вырывавшиеся каждую минуту из воды недалеко от берега. Море в этом месте бурлило, напоминая процессы, происходящие в моем желудке, а вверх как из дырявого брандспойта во все стороны вылетали струи воды. Так проявляли себя подводные целебные ключи бухты Ксигия.
— Я искупаюсь, — уверенно заявил Дима.
— Конечно, — ответил я, разделяя его желание, но по многим причинам, не имея возможности его осуществить. Я пребывал в жутком состоянии и мечтал только о том, чтобы добраться до «Панорамы».
Само купание в холодной воде меня мало пугало. Дима это знал, поэтому немного удивился. Я купался в февральском море на Кефалонии в Фискардо, где нельзя было устоять перед прозрачной гладью воды, искрящейся под лучами ласкового греческого солнца, с трудом вырвавшегося из плена кучевых облаков. В начале марта с Димой мы плескались в Суде, стараясь голыми телами не привлекать внимания местных рыбаков.
В общем, море меня искушает в любое время года. Но сейчас я, всегда готовый поддаться соблазну, грустно сидел на песке, с завистью глядя на фыркающего от удовольствия друга.
По дороге домой Наташа рассказывала, какую важную историческую роль русские сыграли в жизни острова. Факты оказались довольно интересными.
Осенью 1798 года объединенная русско-турецкая эскадра во главе с русским адмиралом Ушаковым вела бои с Францией за обладание Ионическими островами. Согласно русско-турецкому договору наш прославленный адмирал вел военные действия на островах, туркам же было предоставлено право на материковую Грецию, где они кроме французов резали и греков. Неудивительно, что основное население островов — как нобили, так и простолюдины были настроены прорусски, и встречали единоверцев не только как освободителей от французского гнета, но и как защитников от турецких головорезов.
В октябре русские фрегаты приблизились к Закинфу, но мелководье не позволило им подойти достаточно близко к суше, и тогда «жители острова, — доносил Ушаков царю, — бросились в воду и, не допустив солдат наших переходить водою усиленным образом и с великою ревностью неотступно желали и переносили их на берег на руках».
После немедленной капитуляции французов Закинф встречал русских цветами, овациями, поцелуями и молитвами.
В 1800 году на карте мира появилось Эптаниса (Государство Семи Соединенных Островов) — первое независимое греческое государство в современной истории. Были утверждены греческий язык и православие, как официальное вероисповедание.
Только на вилле до меня дошло, что Дима весь день провел в мокрой обуви. Он стоял в центре комнаты и размахивал своими башмаками, этим пионерским способом пытаясь их высушить. Фена в ванной не было.
— Забей. Возьми мои «Камелоты», — предложил я. — Вот только в них камни забиваются, имей в виду. Я одену кроссовки…. Надену, — спохватился я.
— Спасибо, выручил. А свои я к кондиционеру пристрою — пусть до утра сохнут,- Дима встал на стул и стал за шнурки подвешивать мокрую обувь к створкам кондиционера. — Ты как себя чувствуешь? — спросил он сверху.
— Уже лучше. За ужином буду налегать на рис.
— Потом пройдемся?
— Конечно.
После превосходного ужина, приготовленного Наташей, мы вышли на вечернюю прогулку. Туристический сезон на острове ещё не начался, поэтому на улицах, освещаемых редкими фонарями, было безлюдно. Мы спустились к морю, прошли по набережной и остановились на пирсе. Звездное небо почти не отражалось в черной воде, горизонта тоже не было видно. Он сливался с небом где-то очень далеко, и там незаметно перетекал в него своей густой массой по всему фронту, а потом тщательно маскировал границу вторжения.
Но вот сквозь низкие облака пробился месяц, и всё изменилось. Теперь небо, высунув светящийся язык, тянулось им от едва различимого горизонта через всю черную плоть моря к самому берегу, к нам.
Мы стояли молча и курили, не отрывая глаз от едва колышущейся лунной дороги. Подумать только: сменились тысячи поколений зрителей, а пейзаж остаётся неизменным — та же луна, те же море и берег, к которому тянется лунная тропа. И этот до абсурда простой шедевр природы тысячелетиями не теряет своей мистической притягательности, как и прежде, завладевая душами романтиков.
Сейчас над ним глумится каждый, кто имеет «мыльницу», а раньше он был подвластен только мастерам кисти, а до них, наверняка, этот пейзаж в свете костра выцарапывали на сырых стенах пещер художники каменного века. Напрягались мышцы, не познавшие эргономики «мышки» и клавиатуры, камень резал камень, крошась и осыпая босые неискушенные амортизирующей подошвой ноги, и на стене появлялся круг луны, в котором мы спустя тысячелетия пытаемся угадать очертания корабля пришельца.
Докурив, мы зашли в ближайшую таверну. Над барной стойкой висел телевизор: играли «Эспаньол» и «Бенфика». Счет был 2:2, но хозяева напирали. Напирать им оставалось минут пятнадцать.
— Ты пиво будешь? — спросил Дима.
— Куда мне… Только начало устаканиваться.
Дима повернулся к подошедшему парню:
— Два пива «Альфа» и этих… маленьких рыбок, — Дима указательным и большим пальцами показал желаемый размер рыбешек.
— Гаврос? — уточнил официант, улыбнувшись.
— Да. Гаврос.
В таверне сидело ещё несколько человек. Футбол кроме нас никто не смотрел, а там начался финальный шквал: «Эспаньол» из последних сил ломился к воротам португальцев, поддерживаемый гулом трибун. Я сидел, подперев рукой голову, и вяло переводил взгляд с телевизора на стол. Когда Дима вылил в бокал остатки содержимого второй бутылки, а оставшаяся пена коснулась дна, испанцы забили третий гол.
Мы вышли на свежий воздух, совсем рядом в темноте шумело море, дул легкий бриз, но было не холодно. Однако Дима поежился. Я внимательно посмотрел на него: что-то в нем меня озадачило — какая-то перемена в его облике. То ли его гардеробу чего-то не хватало, то ли нескончаемый день его тоже вымотал. Было похоже, что он как-то уменьшился в объеме.
Дима поймал мой взгляд, озабоченно осмотрел себя и вдруг выпалил:
— Я фотоаппарат забыл в таверне!
Мы поспешили обратно, но в дверях столкнулись с нашим официантом. Он, ослепительно улыбаясь, протягивал нам толстую сумку, набитую профессиональной фототехникой.
— Эвхаристо! — поблагодарил мой незадачливый друг молодого грека, и мы, шурша ногами по ночному асфальту Закинфа, поплелись спать в своё логово.